|
Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица… Улыбайтесь, господа… Улыбайтесь…
Ну не меняться же мне из-за каждого идиота!
— Всё шутите?
— Давно бросил. Врачи запрещают.
— С каких это пор вы стали ходить по врачам?
— Сразу после смерти…
— Говорят ведь юмор — он полезный, шутка, мол, жизнь продлевает.
— Не всем. Тем, кто смеется, — продлевает. Тому, кто острит, — укорачивает. Вот так вот.
Я не боялся казаться смешным. Это не каждый может себе позволить.
Умное лицо — это ещё не признак ума.
Это не мои приключения, это не моя жизнь! Она приглажена, причесана, напудрена и кастрирована!
— Бросил жену с ребёнком!
— Какой ребёнок? Я — офицер!
— Бросил жену с офицером!
— Она сбежала от меня два года назад.
— По правде говоря, барон, на её месте я бы сделал то же самое.
— Поэтому я и женюсь не на вас, а на Марте…
В свое время Сократ мне сказал: «Женись непременно. Попадется хорошая жена — станешь счастливым. Плохая — станешь философом.» Не знаю, что лучше.
— Попал. Утка. С яблоками. Она кажется хорошо прожарилась.
— Она кажется еще и соусом по дороге облилась.
— Да? Как это мило с её стороны. Итак, прошу за стол!
— О чём это она?
— Барона кроет.
— И что говорит?
— Ясно что: подлец, говорит, псих ненормальный, врун несчастный…
— И чего хочет?
— Ясно чего: чтоб не бросал.
— Логично.
Неужели обязательно нужно убить человека, чтобы понять, что он живой?
Не может быть, чтобы один умный человек не понял другого…
Чтобы влюбиться, достаточно и минуты. Чтобы развестись, иногда приходится прожить двадцать лет вместе.
Господи, как умирать надоело…
— Вы же разрешаете разводиться королям.
— Ну, королям, в особых случаях, в виде исключения, когда это нужно, скажем, для продолжения рода.
— Для продолжения рода нужно совсем другое.
Делайте, что хотите, но чтобы через полчаса в лесу было светло, сухо и медведь!
Сначала намечались торжества, потом аресты; потом решили совместить.
Будучи в некотором нервном возбуждении, герцог вдруг схватил и подписал несколько прошений о разводе словами: «На волю, всех на волю! »
— А где же наша гвардия?
— Вероятно, обходит с флангов.
— Кого?…
— Всех!
Мы были искренни в своих заблуждениях!
— Господин барон вас давно ожидает. Он с утра в кабинете работает, заперся и спрашивает: «Томас, — говорит, — не приехал ещё господин пастор? » Я говорю: «Нет ещё». Он говорит: «Ну и слава богу». Очень вас ждёт.
Завтра годовщина твоей смерти. Ты что, хочешь испортить нам праздник?
— А разве ночь?
— Ночь.
— И давно?
— С вечера.
Великий вы человек, барон Мюнхгаузен, а все-таки и на вас пыль ложится.
— Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы?
— Обязательно! Каждый здравомыслящий человек просто обязан время от времени это делать!
Барон Мюнхгаузен славен не тем, что он летал на Луну. Он славен тем, что никогда не врет.
— Объясните суду — почему 20 лет все было хорошо, и вдруг такая трагедия?
— Извините, господин судья, двадцать лет длилась трагедия и только теперь всё должно быть хорошо!
— Стать таким как все…
— Как все? Не летать на ядрах? Не охотиться на мамонтов? Не переписываться с Шекспиром?
Будем бить через дымоход!
— Тебя ждет тюрьма.
— Чудесное место… Здесь рядом со мной Овидий, Сервантес — мы будем перестукиваться.
— Не усложняй, барон… Втайне ты можешь верить.
— Я не могу втайне. Я могу только открыто.
Да здравствует развод! Он устраняет ложь, которую я так ненавижу!
— Мне? Однобортный мундир? Вы знаете, что в однобортном уже никто не воюет? Мы не готовы к войне!
— Ну вот и славно… И не надо так трагично, дорогой мой… В конце концов, и Галилей отрекался!
— Поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно!
Всякая любовь законна, если это любовь.
Дело в том, что время на небе и на земле летит не одинаково. Там — мгновения, тут — века… Все относительно. Впрочем, это долго объяснять.
— Талия — на десять сантиметров ниже, чем в мирное время.
— Ниже?
— То есть выше.
— А грудь?
— Что грудь?
— Оставляем на месте?
— Нет, берем с собой.
— Томас, ступай домой и готовь ужин. Когда я вернусь, пусть будет шесть часов.
— Шесть вечера или шесть утра?
— Шесть дня.
Мюнхгаузен (о пасторе): … мне сказали: умный человек!
Марта: Ну мало ли, что про человека болтают.
Правдой нельзя оскорбить.
— Но это факт!
— Нет, это не факт.
— Это не факт?
— Нет, это не факт. Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле.
— Бегает?
— Зачем? Ходит.
— Болтает?
— Молчит.
— Умный мальчик, далеко пойдёт.
В такой день трудно жить, но легко умирать.
Я сам служу сударыня. Каждый день к девяти утра я должен идти в мой магистрат. Я не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть!
Всякий муж, возвращаясь домой после недельного отсутствия, пытается обмануть жену, но не всякий додумается до того, чтобы утверждать, что он был на Луне!
Барон Мюнхгаузен будет арестован с минуты на минуту! Просил передать, чтоб не расходились.
С восьми утра, до десяти — подвиг.
Развод отвратителен не только потому, что разлучает супругов, но и потому, что мужчину при этом называют свободным, а женщину — брошенной.
Да скажем откровенно: меня тоже многое не устраивает, я тоже со многим не согласен! Да, да! В частности, я не в восторге от нашего календаря – и не первый год. Но я не позволяю себе срывы!
— Утка готова.
— Отпусти её, пусть летает.
— Через полчаса начнётся бракоразводный процесс.
— Он начался давно. В тот день, когда я тебя увидел.
В стороночку, пожалуйста. Вы вообще уйдите.
— Стрелял он не черешней, а смородиной, когда они пролетали над его домом.
— Медведи?
— Ну, не мамонты же.
— Где командующий?
— Командует!
Часы пробили 2, барон стрелял 3 раза, стало быть 5 часов!
— Карл, почему так поздно?
— По-моему рано: не все глупости ещё сказаны!
— Якобина с детства не любила меня и, надо отдать ей должное, сумела вызвать во мне ответные чувства.
В Германии иметь фамилию Мюллер, всё равно что не иметь никакой.
— Разве Вы не умерли?
— Умер.
— Он его уже запомнил в лицо.
— Кто кого?
— Герцог. Кабанчика!
Почему продолжается война? Они что у вас, газет не читают?
Господи, ну чем ему Англия-то не угодила?!
— Господа офицеры — сверим часы. Сколько Сейчас?
— Пятнадцать ноль-ноль!
— Пятнадцать с четвертью!
— А точнее?
— Плюс двадцать два!
Война — это не покер! Её нельзя объявлять, когда вздумается!
Всё пойдет по плану: после увертюры – допросы; потом – последнее слово подсудимого, залпы; общее веселье, танцы.
— В полночь у памятника.
— Кому?
— Мне.
— Ну-с… будем исповедоваться.
— Я делал это всю жизнь.
Из Мюнхгаузена воду лить не будем! Он нам дорог просто как Карл Иероним… А уж пьет его лошадь, или не пьет – это нас не волнует.
Мой лучший друг меня предал, моя любимая отреклась.. Я улетаю налегке.
— Год назад в этих самых краях, представляете, встречаюсь с оленем. Скидываю ружье — оказывается, патронов нет. Ничего нет, кроме вишни. Заряжаю ружью вишневой косточкой, тьфу! — стреляю и попадаю оленю в лоб. Он убегает. А этой весной в этих самых краях, представьте себе, встречаюсь с моим красавцем-оленем, на голове которого растет роскошное вишневое дерево.
— И когда медведь бросился на него, господин барон схватил его за передние лапы и держал до тех пор, пока тот не умер.
— А от чего же он умер-то?
— От голода. Медведь, как известно, питается тем, что сосёт свою лапу, а поскольку господин барон лишил его этой возможности…
— Баронесса, как вам идет этот костюм амазонки! Рамкопф, вы, как всегда, очаровательны! Как дела, корнет? Вижу, что хорошо!
— Судя по обилию комплиментов, вы опять с плохой новостью.
— Ты меня заждалась, дорогая? Извини… меня задержал Ньютон.
— Я на службе… Если суд решит, что вы — барон, я упаду вам на грудь. Если суд решит, что вы — Мюллер, посажу в тюрьму.
Рамкопф: «Интересно, что будут говорить обо мне после моей смерти?»
Якобина: «Поживем — увидим.»
— Подъём в 6 часов утра!
— Ненаказуемо.
Я решил воскреснуть.
— Фрау Марта, у нас беда: барон воскрес! Будут неприятности!
— Это не герцог, это тряпка!
— Сударыня, что вы от него хотите? Англия сдалась!
Мне уже 19 лет, а я всего лишь корнет. И никаких перспектив.
Дочь аптекаря — она и есть дочь аптекаря.
В первых показах фильма в первом разговоре пастора с Мюнхгаузеном была фраза пастора:
Я читал … вашу книжку… Что за чушь вы там насочиняли!.
Барон отвечает: Я читал вашу — она не лучше.
Пастор: Какую?
Барон: Библию.
- Ну скажи что-нибудь на прощание.
- Что сказать?
- Подумай! Всегда найдется что-то важное для такой минуты!
- Я... Я... Я буду ждать тебя.
- Не то!
- Я... Я очень люблю тебя.
- Не то!
- Я буду верна тебе.
- Не надо.
- Они положили сырой порох, Карл! Они хотят помешать тебе, Карл!
- Вот.
- Спасибо. Спасибо, Марта. Пусть завидуют! У кого еще есть такая женщина?
какую форму утвердил бургамистр
Это был третий полет моего мужа на Луну. Первые два мы совершили вместе. Впрочем, об этом я ещё напишу
Возможно, я виновен, но все мы когда то умираем.
Скажите лучше - вишневый сад! • Если бы вырос сад, я бы сказал - сад. А поскольку выросло дерево, зачем же мне врать? •
Нет Никогда!
| 
