Бог убивает без разбора, и мы тоже будем. Ибо нет существ под Богом как, мы, никто на него не похож, как мы.
Бог может убить кого угодно, и мы — тоже. Таких, как мы, больше нет, и нет в мире больше никого ближе к Богу, чем мы.
Зло – всего лишь точка зрения.
Лестат убивал двух, иногда трёх каждую ночь. Свежую молодую девушку, это было его любимым на первое. На второе, он предпочитал красивого подростка. Но сноб в нем любил охотится в обществе, и аристократская кровь возбуждала его больше всего.
«Наслушался?», — спрашивает Лестат у репортёра, — «А ведь мне приходилось слушать его нытьё веками!».
–
Познав сущность зла, не обязательно становиться злодеем. И разве, познавая так называемое добро, обязательно станешь добрым?.. – Что же остается? – Пустота
и вампиризм. Это единственное, что есть в пустоте
Париж — не город, — это целая планета!
— Чудовищно
— Да. Но красиво.
Это случилось в 1791 году. Мне было 24, я был моложе чем Вы сейчас. Но те времена были иными, в том возрасте я уже был мужчиной: хозяин больной плантации чуть южнее Нового Орлеана. Я потерял жену во время родов, и она с ребенком были похоронены уже почти полгода. Я был бы счастлив к ним присоединится. Я не мог перенести боль потери. Я желал от неё избавится. Я хотел потерять все: мое богатство, мое поместье, мой рассудок. Мое приглашение было открыто всем. Шлюхе рядом со мной. Сутенёру идущему позади. Но тот, кто его принял, был вампиром.
— Зачем ты это делаешь? — Мне нравится это делать. Я этим наслаждаюсь. Возьми свою эстетику вкушать чистые вещи, убивай их быстро, если хочешь, но убивай. И не сомневайся: ты — убийца, Луи!
— Ты – дьявол. — Мы счастливая семья!
— Кто она для вас? Живая кукла? — Бессмертный ребенок.
— Ммм… мсье Луи. Вы не будете ужинать? — Нет, дорогая. — Мы беспокоимся о Вас, хозяин. Почему Вы не ездите в поле? И как долго Вас не было в доме раба? Везде смерть. Вы все еще наш господин? — Это все, Иветт! — Я не уйду, пока Вы меня не послушаетесь! Вы должны, вы должны отослать вашего друга. Все рабы его боятся… и они боятся Вас. — Я сам себя боюсь.
— Ах, сколько бы я отдал за каплю старой доброй криольской крови
— Янки тебе не по вкусу? — Демократическая кровь раздражает нёбо.
Я искал смерти
Теперь я понимаю это. Я звал ее как избавление от боли, причиняемой жизнью.
Как же ты любишь свой грех
Что означает смерть для того, кому суждено дожить до конца света? Да и что такое «конец света», как не пустая фраза, потому что никто толком не знает, что представляет из себя этот свет?
Я дам тебе выбор, которого у меня никогда не было.
— Что Вы видели? — Нет слов чтобы это описать. С таким же успехом можно спросить у Небес, что они видят; человек этого знать не может.
Тем утром я ещё не был вампиром, и я увидел свой последний рассвет. Я его хорошо помню, хотя не могу вспомнить ни один рассвет до него. Я смотрел его великолепие в последний раз как будто впервые. А затем я попрощался с солнечным светом и пошёл становиться тем, чем я стал.
Познав суть зла, не обязательно становиться злым
Мир меняется, мы нет, вот и есть ирония, которая в конце концов нас убивает.
Что если ада нет? Или мы там не нужны? Что тогда?
— Вампиры, притворяющиеся людьми, которые притворяются вампирами. — Как авангардно.
Я плоть и кровь, но не человек. Я не был человеком уже двести лет.
|