|
… меня по пути на службу гаишник обезналичил.
— Ну зачем я отпустил ее на шоппинг, — ломал себе голову Шуринберг. — С моей-то зарплатой.
Центр настаивал на неукоснительном соблюдении мер конспирации. Важнейшая из таких мер — регулярно светиться в узком и насквозь порочном кругу берлинского гламура. Шуренберг не любил корпоративные тусовки. Но сачковать нельзя. И он был вынужден жечь…
Искать на вас прямые улики — это все равно, что задницей открыть шампанское. Никому не удавалось. И как-то пробовать стремно.
Не родись красивой, а родись с полезной ксивой, — думал Шуренберг, предъявляя Шенген.
Ради Родины Шуренберг был готов пойти на все. Ключевыми здесь были слова «пойти» и «на». Слова «лечь» и «под» были исключены из лексикона разведчика.
Мне расстрел категорически противопоказан районным терапевтом!
Разведчик без шифровок, как гамбургер без кока-колы. Или как одноклассники без точка-ру. Или как Карлсон. Без Малыша.
Интенсивный фитнесс, всего 14 часов чуткого сна и снова рабочие будни в душных офисах Гестапо…
— Господа, он ведь галимый шпион!..
— Вы перед тем, как изменой Родине стремать, улики подтянули?
— К сожалению, прямых улик нет.
— Тогда фильтруйте базар! Иначе вам грозит интимная эпиляция и резкое смягчение стула.
Все вы, мужики, из одного конструктора собраны.
… у меня с детства аллергия на автоматную очередь.
— Шур, а я ведь на третьем месяце.
— От меня?
— Нет, от Гитлера! С ума сошел!
— Счастье ты мое, розовощекое. Любовь ты моя, сисястенькая!
| 
